Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 102

102

– Мы рады приветствовать любого ученого, – заключил Пачелли, – есть общепринятая процедура записи. Навестите библиотеку, вам все объяснят… – распрощавшись с посетителем, камерленг поднял трубку внутреннего телефона. Пачелли набрал номер главы библиотеки, архивариуса Ватикана, его высокопреосвященства кардинала Меркати.

– Джованни, – сказал Пачелли, – надо поговорить.

Он подошел к окну. Фон Рабе садился в посольский лимузин. Пачелли подумал:

– Перед нами всего лишь папки, а речь идет о людских жизнях… – он вспомнил пожелтевшую бумагу, легкий, летящий почерк, девиз «Sola Invicta Virtus».

– Конечно, они могут использовать рисунки, чертежи. Вряд ли, – успокоил себя Пачелли, – не найдется человека, который все поймет. Разве что Эйнштейн, однако, он, слава Богу, не в Германии. Ферми и Майорана тоже отсюда уедут. Господи, – камерленг перекрестился, – вразуми Германию, я прошу Тебя. Избавь нас от горя и страданий… – Пачелли хотел составить список материалов, которыми можно торговать с нацистами:

– В папке, есть и шифрованные заметки, – машина выехала из ворот, – их они, тем более, не прочтут. Их триста лет никто прочесть не может, – Пачелли усмехнулся:

– Похожий шифр был в рукописи, проданной в начале века иезуитами. Не стоило от нее избавляться, но что теперь сделаешь? Джованни говорил, что нужен ключ. Тогда можно понять и заметки, и рукопись. Где его взять, ключ… – нацистский флажок на черном капоте пропал из виду. Пачелли, облегченно, выдохнул.

Из посольства Максимилиан отправил телеграмму на Принц-Альбрехтштрассе, сообщая, что католики упрямятся:

– Ничего, – фон Рабе ехал обратно на виа дель Корсо, – арестуем пару епископов, и они быстро передадут нам все, что прятали… – Макс никогда не ходил в церковь. Он не верил в Бога. Гауптштурмфюрер считал, что религия, просто утешение для слабых духом. Он удивлялся, что младший брат посещает мессу, пусть и в государственных храмах.

– Это сентиментальное, – говорил себе Макс, – папа плачет, когда Эмма играет «Лунную сонату». Даже я глаза вытираю. В чувствах ничего плохого нет. Фюрер любит музыку… – из безопасной квартиры отлично просматривались и окна номера фрейлейн Констанцы, и комната ее спутника. Макс называл невысокого, светловолосого юношу, с острым взглядом, охранником.

Фон Рабе видел молодого человека только в мощный бинокль. Ни он, ни Шелленберг в отеле не показывались. Фамилия Брэдли, под которой зарегистрировались фрейлейн Констанца, и ее сопровождающий, разумеется, была вымышленной.

Фон Рабе заметил Шелленбергу:

– У леди Антонии есть старший брат. Я помню досье. Это, наверняка, он. Глаза похожи… – отправив фотографии в Лондон, фон Рабе забыл о леди Антонии. Муха обретался в Испании, но, судя по всему, дни республиканцев были сочтены. Фон Рабе немного опасался, что Муху расстреляют. Услышав его размышления, Шелленберг пожал плечами: «Такого мы предотвратить не можем».

Снимки юноши ушли с дипломатической почтой в Берлин.

Комнаты напротив гостиницы оборудовали отличными фотоаппаратами, прямой телефонной линией в посольство и на аэродром Ликтор, где стоял самолет Люфтваффе, готовый к вылету. У Макса имелся несессер с набором хороших снотворных препаратов. Телефон Гретель и ее сопровождающего прослушать было невозможно, но Макс посадил в «Плазе» четырех человек. На время операции фон Рабе строго велел коллегам забыть, что они немцы. Ребятам выдали французские паспорта. Макс подобрал ребят, говоривших на языке без акцента.

Двое жили по соседству с Гретель, один наблюдал за парадным подъездом гостиницы. Окна номера четвертого эсэсовца выходили на черный ход. Пока Гретель оставалась одна только ночью. Похищать ее было немыслимо, даже Макс и Шелленберг не смогли бы провернуть подобное, не вызвав подозрений. Девушку надо было как-то вынести из гостиницы.

– Не сажать же легкий самолет на крышу, – усмехнулся Макс, сидя с Шелленбергом над планом операции, – и нам нужен Гензель. Судя по его публикациям, он под стать доктору Кроу. Тоже гений. Надо просто не торопиться. Рано или поздно они окажутся вместе… – утром юноша вышел из гостиницы. Фон Рабе потер ладони: «Отлично. Ребята в ресторане. Они скажут, куда двинулась Гретель».

Они с Шелленбергом сидели в креслах у окна. Протянув руку, Макс ответил на телефонный звонок. Он даже сглотнул: «Что?».

От черного хода сообщили, что такси с Гензелем, то есть Этторе Майорана, ждет у подъезда. Зазвонил второй телефон. Шелленберг прикрыл ладонью трубку:

– Макс, Гретель пошла к лифту, несет саквояж. Она конверт оставила, в номере охранника. Сейчас записку принесут… – Макс, восхищенно, подумал:

– Они шифровали корреспонденцию. Кто бы предугадал? Тихоня тихоней, и не скажешь по ней… – он поднялся:

– Вальтер, следуй за ними. Либо они едут на аэродром, либо на вокзал. Позвонишь мне. Куда бы они ни направились, мы окажемся рядом… – такси выехало на виа дель Корсо. Макс взял бинокль. Гензель и Гретель держались за руки. Макс, весело, улыбнулся: «Все складывается отлично».

Он проводил глазами неприметный форд, с Вальтером за рулем. Влившись в оживленный поток машин, Шелленберг пристроился за такси. Макс принял от коллеги неподписанный конверт. Гауптштурмфюрер, осторожно, вскрыл записку в ванной комнате. Они с Вальтером оборудовали целую лабораторию. Макс наклонился над электрическим парогенератором. Гретель сообщала, что отправляется в путешествие по Италии. Через две недели она собиралась вернуться в Рим.

102