Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 108

108

Он хмыкнул:

– Все может быть, любовь моя. У его святейшества чего только не лежит. Протоколы допросов твоего предка, например. Отчеты о путешествиях монахов в Тибет, чертежи Леонардо да Винчи. Не те, которые все видели, – Этторе, со значением, поднял бровь, – а другие. Тайные чертежи… – Констанца затянулась сигаретой:

– В любом случае, существует папка, или нет, нам ее никогда не покажут… – он шел по коридору, мимо закрытых дверей, держа стаканчики с кофе. Маойрана подумал, что, может быть, стоит сказать Констанце о визите немца. Этторе оборвал себя:

– Я не помню, как он выглядел. Очень неприметное лицо. Светловолосый… – немец ему не представился.

Оказавшись в купе, он выбросил из головы прошлогоднего гостя. Констанца лежала на диване, юбка открывала стройные колени. Кардиган валялся на полу, ворот рубашки расстегнулся. Она курила, томно прикрыв веки, вагон покачивался, рыжие волосы растрепались. Этторе присел рядом. Отпив кофе, девушка удивилась:

– Почему, почему, в Лондоне так не варят кофе? Даже в дорогих отелях. Здесь, в любой забегаловке… – у нее была нежная, белая, горячая шея. Золотой медальон, казалось, обжигал губы. Констанца едва успела поставить стакан на столик.

Она тяжело дышала, помотав головой:

– В брошюрах писали, что это хорошо, но я не думала… – девушка приподнялась на локте:

– Этторе, – серьезно сказала она, – я читала руководства, я могу… – Майорана, расхохотавшись, притянул ее ближе:

– Я не сомневаюсь. Но я подожду до Палермо… – Констанца поцеловала его:

– Старомодный человек. Предпочитаешь получить сначала свидетельство о браке… – девушка наклонилась над ним. Этторе прикоснулся губами к медальону:

– Ты любовь моего сердца и моей жизни… – Констанца перевела ему арабскую надпись, – так оно и есть… – они, сначала, беспокоились, что служба безопасности не разрешит Майоране выезд из страны. Физик, сердито, сказал:

– Я перед ними отчитываться не собираюсь. Получу британскую визу, как твой муж, и полетим в Лондон. Подам на ваше гражданство… – он, внезапно, замолчал:

– Знаешь, если бы синьор Энрико не стал лауреатом Нобелевской премии, его бы тоже не выпустили. Надо быть благодарными, что он уезжает в Стокгольм. Гитлер своего лауреата в концлагерь отправил… – пацифист Карл фон Осецкий, находясь в тюрьме, два года назад, получил премию мира. После этого Гитлер запретил гражданам Германии принимать Нобелевские премии.

Глаза Констанцы похолодели. Девушка отчеканила:

– Этторе, даже слова такого говорить нельзя. Нельзя быть им благодарными, ни за что. Банда мерзавцев топчет Европу и хочет растоптать весь мир. Им не позволят, – маленький кулак опустился на стол:

– Они эксплуатируют науку, извращают искусство и манипулируют людьми. В общем, – завершила Констанца, – всю шайку надо повесить, и чем быстрее, тем лучше, – она раздула тонкие ноздри.

Дверь каюты приоткрылась, Майорана весело сказал:

– Кофе, пирожные и марсала. Я тебе расскажу о черных дырах. Пока я на палубе стоял, у меня появилась идея… – они поужинали в ресторане. Пары танцевали, Констанца, глядя на них, улыбалась:

– Я не умею. Мои кузены хорошо танцуют и Стивен тоже… – девушка знала, что Этторе понравится семье:

– С Джоном они подружились. Стивен обрадуется, что я замуж по любви вышла… – Майорана признался ей, что и он не умеет танцевать:

– Но готовлю я отлично, я итальянец, – они держали друг друга за руки, под столом, – ты можешь, ни о чем не беспокоиться…

Они договорились, что купят маленький дом, неподалеку от Кембриджа. Констанца откладывала деньги. Этторе, по возвращении в Рим, собирался опустошить банковский счет:

– Все равно, дуче его конфискует, когда станет понятно, что я остаюсь в Британии, – физик помолчал, – я не собираюсь оставлять ему даже лиры… – Констанца быстро подсчитала:

– На коттедж хватит. Тостер у меня есть, электрический чайник… – Майорана вынул из ее пальцев ручку:

– На чайник я как-нибудь заработаю, любовь моя. И куплю машину. Буду твоим шофером, мой дорогой дважды доктор… – Констанца подперла кулачком острый подбородок:

– У тебя студенты есть, надо и мне учеников завести. Тоже хочу стать профессором… – тонкие губы улыбались. Этторе уверил ее:

– Станешь. Проведешь со мной семинар, и поймешь, что дипломники попадаются, в общем, довольно талантливые. Ты и сама была студенткой… – Констанца рассмеялась:

– Я только на экзамены в Гиртон-колледж приходила. Сдавала за полчаса и возвращалась в лабораторию… – Майорана, внезапно, попросил:

– Господи, убереги ее, пожалуйста, от всякой беды. Я до конца дней моих останусь рядом, но все равно… – Этторе был атеистом, но почему-то вспомнил о Боге.

– Я знаю, почему, – сказал он себе, – знаю. Мы говорили, с ней и синьором Энрике, о цепной ядерной реакции. Констанца объяснила, как перестроить реактор, чтобы использовать его в военных целях. Реактора нет, а она все поняла… – Майорана вспомнил ее спокойный голос:

– Всего лишь наброски. Не стоит к ним возвращаться, – девушка зашуршала листами, – я считаю, что энергия распада ядер должна использоваться только в мирных целях… – Констанца добавила:

– Я, разумеется, ничего публиковать не собираюсь. Вам я рассказала, потому, что мы коллеги. Я уверена, – она обвела глазами кабинет, – что вы не уроните честь ученых.

Тогда Майорана, в первый раз, и подумал о Боге, вернее, о человеческом разуме:

– Люди подобного не допустят, – он принял у официанта кофе и марсалу, – мы, ученые, не позволим. Такое оружие может смести с лица земли целые города. Не для того мы строили цивилизацию, чтобы ее разрушать… – возвращаясь в каюту, он столкнулся в коридоре, с каким-то пассажиром. Марсала расплескалась. У сицилийца, говорившего с акцентом Палермо, оказалась при себе непочатая бутылка. Услышав акцент Майораны, незнакомец настоял:

108