– Кроме того, невозможно ручаться за свежесть блюд. Пока рыбу довезут с рынка до садов, пройдет время… – его светлость поправил накрахмаленный, белоснежный воротник рубашки. Бриллиантовая булавка в галстуке заиграла многоцветными искрами:
– Если прием будет проведен не на должном уровне, – заключил его светлость, – пострадает честь его императорского величества. Нам всем придется сделать сэппуку… – в комнате повисло молчание. Кто-то из чиновников, украдкой стер пот со лба. Граф расхохотался, показав белоснежные зубы:
– Шучу. Вы меня поняли, господа. Европейские закуски, черная икра, копченый лосось, хорошие вина и уголок традиционной Японии. Иностранцам подобное нравится… – министерство приглашало на приемы молодых актрис и певиц. Девушки приходили в разноцветных кимоно, порхая, словно бабочки, среди мужчин в белых, тропических смокингах. На возвышении, обтянутом шелком, стоял прислоненный к стене сямисэн. Ожидались песни и танцы.
Торговый атташе британского посольства подождал, пока слуга нальет шампанского:
– Вы знаете, мистер О’Малли, здесь, в Синдзюку, есть два очень любопытных района. Кабуки-Те, туда я советую сходить на театральное представление, и Кагурадзака, – дипломат подмигнул своему собеседнику, – где лучшие гейши в Токио. Девушки старого обучения, очень талантливые.., – мистер О’Малли блеснул стеклами очков, в золотой оправе:
– Боюсь, с моим знанием, вернее незнанием японского языка, затруднительно посещать театры…
Он носил смокинг изящно, будто, подумал Каннингем, и не был американцем. Серо-синие глаза, за очками, были спокойны. Темные, хорошо подстриженные волосы оттеняли здоровый, красивый загар:
– Я успел отдохнуть на Гавайях, – объяснил мистер О’Малли, – самолет сделал остановку, по пути сюда. Мы летели через Окинаву. Очень удобно, всего две посадки. Путь не занял и четырех суток. Я позанимался серфингом… – атташе, с трудом, вспомнил, название варварского спорта.
– Катаются по волнам на досках. Не говоря о том, в какое безобразие они превратили крикет. В Канаде с клюшками на льду играют. Баскетбол, тоже дикость… – для атташе Каннингема других видов спорта, кроме крикета, гольфа и регби, не существовало.
– Но, разумеется, я выучу язык, – завершил мистер О’Малли: «Читателей моей газеты очень интересует Япония».
Япония интересовала и секретную службу Соединенных Штатов.
Меир сразу, честно сказал Даллесу, что у него в Токио есть родственники. Босс пыхнул трубкой:
– Знаю я о твоих семейных связях. Поедешь на три месяца, осмотреться, завести знакомства. Государственный Департамент сообщает, что его светлость граф Дате Наримуне изволит отбыть в Маньчжурию, тоже на три месяца. Говорят, его переводят в Берлин, секретарем посольства. Видимо, МИД хочет выжать из него последние соки, использовать на переговорах с китайцами, перед отъездом… – судя по сводкам, с китайцами, японцам было о чем поговорить.
После падения Нанкина и массовых убийств мирных жителей, императорская армия, видимо, считавшая себя непобедимой, ринулась вглубь материкового Китая. Японцы основательно завязли, потерпев несколько поражений.
Из Токио передавали, что граф Дате, в министерстве иностранных дел, известен неприязнью к идущей войне вообще, и к генералам, что возглавляли армию, в частности. Токио был готов на переговоры, однако генерал Чан Кай-ши настаивал, чтобы Япония сначала вернула войска к границам, на которых они стояли год назад.
– То есть, – хохотнул Даллес, – поджала хвост и ушла из-под Уханя.
В Ухань перебралось китайское правительство, город надежно защищала река Янцзы. Аналитики утверждали, что японцы могут долго его осаждать:
– Тем более, – заметил Даллес, – если они соберутся воевать на два фронта. Генералы не преминут попробовать на прочность советские границы, на севере. Посмотри в Токио, русские могли послать туда человека. Твоего Красавца, скажем, или Кепку… – Даллес усмехнулся.
– Они в Испании, – мрачно ответил Меир, – я больше, чем уверен. Или в Париже… – за месяц до его отъезда в Японию, в парижской клинике, скоропостижно скончался сын Троцкого, Лев Седов. На совещании, Меир долго доказывал коллегам, что здоровый мужчина на четвертом десятке, не умирает после простой операции. Его не поддержали.
– У вас, Ягненок, мания развилась, – недовольно сказал Гувер, пришедший на встречу:
– Теруэль обстреливали, чтобы вы не раскрыли советского агента, Седова замучили после удаления аппендикса. Вам надо… – Гувер пощелкал пальцами, кто-то подсказал: «НКВД», – именно в нем, – обрадовался глава ФБР, – работать. Меньше читайте отчетов о процессах в Москве.
Меир рассказал коллегам о Филби. Даллес пожал плечами:
– Выпускник Кембриджа, журналист. Не вижу ничего подозрительного. Детей в Теруэле убили, чтобы опорочить ПОУМ, а вовсе не для защиты Филби. Слишком высокая цена одного шпиона. Даже коммунисты на подобное не пойдут… – Меир, угрюмо, промолчал.
Отправляя его в Японию, Даллес велел носить орден и не стесняться рассказывать о героизме:
– Тебе надо создать репутацию поклонника нацистов, – сказал босс, – японцы будут с тобой более откровенны. Кроме тех, кто работает на русских, конечно, – тонко улыбнулся Даллес.
Крест Ордена Военных Заслуг, Меиру, то есть мистеру О’Малли, вручил генерал Франко, в штабе, когда Меир оправился после ранения. Он обнял мужчину:
– Вы пролили кровь, спасая испанских детей. Страна вас не забудет, сеньор О'Малли.