Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 116

116

– Все люди рождены свободными и равными, мистер Даллес. Эти слова мой родственник писал, его бюст в ротонде Капитолия стоит… – когда Меир видел скульптуру вице-президента Вулфа, он, невольно, вздрагивал. Кузен Мэтью становился, все больше на него похож. Майору Горовицу только шрама на щеке не хватало:

– Пойдет на войну, и получит шрам, – размышлял Меир:

– Впрочем, Мэтью в Америке отсидится. У него слишком важная должность. Неужели мы, все-таки, начнем воевать?

– В общем, – заключил Меир, повернувшись к Даллесу, – я всегда помню эти слова. И я добр, к тем, кто заслуживает доброты… – серо-синие глаза блеснули холодом. Возвращаясь в скромную, служебную квартиру, у Потомака, он вспоминал слова Даллеса: «У нас нет возражений против брака».

– А у меня есть… – пробормотал Меир, остановившись на набережной, рассматривая широкую, бурую реку, и прогулочные пароходы, – есть возражения. Нельзя жениться на нелюбимой девушке. Я привыкну, наверное. Ирена хорошая женщина, любит меня… – Меир тяжело вздохнул: «Разберемся. Не сейчас, конечно».

Учителем японского языка оказался бодрый, легкий старик восьмидесяти лет от роду, с оксфордским дипломом. Он заварил чай:

– Я одним из первых японцев, закончил, западный университет. Имел честь знать графа Дате Наримуне, нашего первого инженера, миссис ди Амальфи, его старшую сестру. Она вышла замуж за англичанина, переводила «Записки у изголовья»… – за чаем Меир выслушал часть своей семейной истории. Узнав, что он католик, старик порекомендовал ему съездить в Сендай, на Холм Хризантем. По его словам, паломники в Сендае были христианами, и буддистами:

– Со времен уважаемого императора Мэйдзи в Японии процветает свобода религий, – гордо сказал преподаватель, – у нас веротерпимая страна.

Меир вспомнил о кузине Тессе:

– Она буддийская монахиня. Было бы интересно отправиться в Индию, в Тибет, но кто меня туда пошлет… – Меир читал «Майн Кампф», в оригинале, перед второй поездкой в Испанию. Мистеру О'Малли, интересующемуся нацизмом, требовалось познакомиться с трудами фюрера.

Даже не закончив первую главу, Меир уронил голову на стол: «Не могу больше». Даллес велел ему сделать доклад, для коллег, не владеющих языком. Меир пробился через сотни страниц, постоянно зевая, порываясь выбросить труд Гитлера в окно. Пока в Берлине жили старший брат, и фашистский кузен, Меиру в Германию хода не было. Подобное всем казалось слишком рискованным. Даллес заметил:

– Может быть, потом. Хотя, судя по всему, мистер Кроу, под крылом фюрера надолго обосновался. Он тебя видел, на фото. Мы не собираемся тебя быстро терять, Ягненок.

Меир пообещал учителю посетить Сендай. Север был всего в ночи пути, на поезде. Он занимался языком два часа, каждый день. Старик выдавал ему три-четыре страницы домашнего задания.

Меир отирался в пресс-бюро министерства иностранных дел, и ходил на конференции, обсуждая с другими журналистами новости. Он производил впечатление человека, собирающегося обжиться в Токио.

То же самое думал о нем и Зорге.

Он, как и Меир, запросил досье на будущего гостя. Из Москвы сообщили, что мистер О'Малли был аккредитован при штабе Франко. Журналист получил от генерала орден, за героизм при спасении гражданских лиц.

Человек, готовивший для Рамзая справку об американце, сидел в иностранном отделе, в Москве, и пользовался открытыми источниками. Он ничего не знал, и не мог знать, о подозрениях Стэнли, как, впрочем, и о самом Стэнли. Эйтингон был в Европе. Кроме него, о Стэнли имел представление только начальник иностранного отдела.

Перед Зорге был просто американский журналист. Фамилия была ирландской, но мистер О» Малли упомянул, что он атеист. Юноша обаятельно улыбнулся: «Примат папской власти отжил свое, мистер Зорге. Я предпочитаю действовать на основании разума, а не веры».

– Обыкновенный, флиртующий с нацизмом, молодой карьерист, – успокоил себя Зорге:

– Ничего подозрительного. Скажу, что родился в Баку. Я такого и не скрываю… – американец, восторженно, ахал. Зорге пожал плечами:

– Я ребенком оказался в Германии. Русского языка я не знаю, ничего не помню… – он усмехнулся, – но кофе варю по рецепту своего отца. Он работал инженером, на промыслах у Нобеля… – они говорили о каспийской нефти, когда в передней зазвонил телефон. Зорге, извинившись, вышел.

Меир откинулся в кресле:

– Отличное прикрытие. Экспортно-импортная контора, только в профиль, как говорится. У нас тоже подобная фирма имеется, в Цюрихе. Клаузнер, наверняка за связь отвечает. Разъезжает по всей Японии, по делам, в чемодане возит рацию. Его не поймать. Никто не заподозрит нациста. Коммунисты на них похожи, поэтому им легко притворяться друг другом… – Меир оборвал себя:

– А кузен Мишель? Есть и другие коммунисты. И потом, – он вспомнил лицо гауптштурмфюрера фон Рабе, вспомнил, как Ирена, всхлипывая, говорила о налете СС на еврейское кафе, – нацизм страшнее коммунизма. А лагеря? – спросил себя Меир:

– А Теруэль? Хорошо, я могу оказаться неправ, насчет Филби. Все равно, они расстреляли приют, чтобы опорочить троцкистов. Аарон мне рассказывал о налете СС. Папа ничего не знает, и не узнает. Господи, – попросил Меир, – убереги Аарона от всякого зла… – ему, в общем, все было ясно:

– В магазине людно. Кто угодно может прийти и уйти незамеченным. Переулок, напротив, виден, как на ладони. Я, разумеется, ничего не сообщу японцам. Это не мое дело. Просто буду знать, кто такой мистер Зорге… – немец, вернувшись, весело предложил:

116