– Нет, не Нью-Йорк, – поправил себя Меир, – кафе здесь парижские… – он улыбался:
– Впрочем, о Париже мне только Мишель рассказывал. Господь его знает, когда я туда попаду… – первый раз в Испанию Меир заезжал через Лиссабон. Вторая поездка прошла через Швейцарию и юг Франции:
– Я даже в Барселоне не был, – недовольно понял мужчина, – всего и видел, что Амстердам, Цюрих и Бордо.
Ему, внезапно, захотелось сесть за круглый столик темного дерева, бросив кепку и плащ рядом, заказать кофе с молоком и круассан, полистать газету:
– Мишель, каждый день, по дороге в Лувр, в кафе заходит, счастливец… – Меир, по складам, прочел вывеску на противоположной стороне Гинзы: «Бистро Монмартр».
– А если в Европе воевать будут? – он подумал о сестре:
– У Эстер американское гражданство. А мальчики? Ей надо получить разрешение почти бывшего мужа, на вывоз детей за границу. Гитлер не нападет на западные страны, – уверенно сказал себе Меир, – не такой он дурак.
– Месье О'Малли! – услышал Меир незнакомый голос.
Зорге предупредил товарища, что в Токио находится гость из Советского Союза:
– Парень отменно работает. Он молод, однако, у него учиться надо. Успел и при штабе Франко побывать. Сойдись с ним, негласно, разумеется. В Москве знают состав группы. Пусть удостоверятся, что мы здесь не зря сидим… – Зорге описал Вукеличу якобы американского журналиста.
Бранко снял шляпу:
– Вы меня не знаете, месье О'Малли, но я вас видел, в пресс-бюро иностранных дел. Бранко Вукелич, я пишу для французских газет… – у московского гостя оказалось крепкое рукопожатие, серо-синие, спокойные глаза, под простыми очками в стальной оправе. Юноше вряд ли было больше двадцати пяти лет. Меир подумал:
– Зорге меня проверяет. Пусть проверяет, – Меир развеселился, – пусть хоть наизнанку вывернется. Я мистер О» Малли, работаю в чикагской прессе… – в случае интереса в журналисте, в редакции Chicago Tribune отвечали, что мистер О'Малли находится в Японии.
– Я встречаюсь с чиновником, из министерства иностранных дел, – Вукелич кивнул на бистро, – он работает в европейском департаменте. Интересный человек, я вас познакомлю.
– С удовольствием, – искренне ответил Меир. Толкнув дверь, они нырнули в теплое, полутемное, пропахшее табачным дымом кафе.
Прием для аристократии проходил в Нишидамари-но-Ма, малой гостиной императорского дворца. Отец нынешнего правителя обставил парадные комнаты в европейском стиле. На стенах висели гобелены, со сценами из средневековой японской истории. Чай разливали у маленьких столиков. В раздернутых, бархатных портьерах, виднелся ухоженный парк, темная гладь озера. Послеобеденное солнце переливалось в хрустальных люстрах. Придворные медленно двигались по драгоценному, начищенному паркету. Наримуне принял от лакея чашку, тонкого китайского фарфора.
Кузен, в бистро «Монмартр», заказал мильфей:
– Здесь отменная выпечка, Наримуне-сан.
Граф смотрел в серо-синие, большие глаза:
– Я думал, что у меня хорошая выдержка. Ему надо быть самураем… – увидев Наримуне за столиком, мистер О'Малли, как представил его Вукелич, даже не дрогнул лицом. Он только, уважительно, протянул руку: «Очень, очень рад, Наримуне-сан». Сначала граф думал, что кузен его не узнает, или, может быть, никогда не видел фотографий. Наримуне рассматривал, в Лондоне, семейные альбомы. Тетя Юджиния, весело, сказала:
– В США тоже получают новости, милый. Новости, снимки… – женщина провела рукой по лаковому, китайскому комоду:
– Нельзя терять связь с семьей… – женщина не закончила, заговорив о чем-то другом. Наримуне болтал с Вукеличем и кузеном о политике и кинематографе:
– Почему он здесь? Он состоял при штабе Франко, спас детей, получил орден, под тем же именем. На кого он работает? На американцев, или на Советский Союз? Он не коммунист, или я, может быть, просто не знаю? Зорге говорил, что Вукелич поддерживает коммунистов. В любом случае, – граф, незаметно улыбнулся, – Меир не нацист. Он еврей… – Наримуне передал Вукеличу конверт со статьями:
– Они на японском языке, но есть и французские материалы… – граф, на мгновение, замялся:
– Если у вас появятся вопросы, звонить не надо. Я еду в Маньчжурию. Лучше напишите… – Наримуне оставил журналисту номер ящика, на токийском почтамте, который он собирался использовать для связи с клиникой. Вукелич, с поклоном, принял визитную карточку графа:
– Не буду на него нажимать. Во-первых, надо показать Рихарду документы из пакета, а во-вторых, здесь товарищ О'Малли. Москве может не понравиться, что мы давим на агента, с первой встречи… – убрав конверт, журналист перевел разговор на прогнозы, каждый день печатавшиеся в токийских газетах. Ботаники сообщали, где ожидается самое пышное цветение сакуры.
– Интересно, – Меир покуривал, закинув ногу на ногу, качая носком ботинка, – хотел бы я посмотреть на содержимое пакета. Кузен Наримуне работает на Советский Союз… – Меир не опасался, что кузен его раскроет. Он смотрел в темные, холодные, бесстрастные глаза:
– Он меня узнал. Однако видно, что он человек чести. Наримуне ничего не сделает. И я тоже… – Меир, внезапно, решил:
– Сообщу начальству только о Зорге. Обо всем остальном им знать не обязательно. Наримуне семья, я не могу поступать бесчестно. Русские станут нашими союзниками, рано или поздно, – Меир был больше, чем уверен в таком исходе событий, но на совещаниях помалкивал. Пока и речи не шло о европейской войне, а, тем более, об участии Америки в боевых действиях: