Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 130

130

Пройдя мимо синагоги, Аарон завернул за угол. Еврейская гимназия была закрыта, по воскресеньям дети не учились. Кузен Авраам жил в здании, примыкавшем к синагоге, в пустующей квартире кантора, уехавшего в прошлом месяце, по американской визе. Сюда перебрался и Мишель. Кузен работал с пражскими художниками, обучая их подделке документов. В гостинице подобное было бы опасно. Несмотря на дождь, во дворе гимназии бегали дети. Аарон смотрел на серый булыжник, на девочек в плащиках, прыгавших по расчерченным клеточкам, на мальчишек, перебрасывающихся старым мячом. Маленькие спали. С подростками Авраам, должно быть, занимался ивритом.

В школе отменили уроки гимнастики. В спортивном зале разместили две сотни еврейских детей, от малышей до семнадцатилетних юношей и девушек. Их родители остались в оккупированных Судетах. Детей успели вывезти, товарным поездом, без документов и денег, без вещей. Аарон, с учителями еврейской школы, встречал состав на вокзале. Он помнил девочку, прижимавшую к себе куклу, мальчика в кепке, лет пяти, в большом ему пальто, со следами слез на лице. У самых маленьких, в карманах, лежали записки с именами и возрастом.

Аарон сидел в кабинете директора гимназии, составляя общий список. Отпустив детей обедать, он принялся за скомканные бумаги. Малыши играли в учительской, на ковре. Узнав о поезде, пражские евреи принесли в гимназию одежду, и ящики с игрушками. Многие хотели разобрать беженцев по домам. Аарон мрачно подумал:

– Гитлер не ограничится Судетами. Отсюда тоже придется вывозить людей… – он читал криво нацарапанные строки:

– Сабина Гольдблат, трех с половиной лет, Марек Лейбов, четырех лет, – рав Горовиц увидел внизу приписку:

– Пожалуйста, скажите нашему мальчику, что мама с папой его очень любят… – выкурив сигарету, Аарон приказал себе заняться делами. Внеся малышей в список, он вышел в учительскую. Рав Горовиц присел на пол: «Примете меня в игру?». Дети, к его облегчению, помнили свои имена. Аарон дописал в каждой строчке приметы ребенка:

– Никто их не примет. Билль тети Юджинии распространяется только на подданных Германии, и Австрии, но такой страны больше нет. Дети родились в Чехословакии. Никто их не примет… – заставив себя не думать о таком, он стал катать по полу машинки.

За последние две недели евреи города забрали полсотни детей. Остальные жили в гимназии, на матрасах, днем занимаясь в классах. Вечером и по выходным Авраам учил старших языку. Он устраивал ребятам походы по окрестностям, ставил с ними палатки, разжигал костры. Аарон подозревал, что кузен давал старшим пострелять из пистолета.

Увидев оружие, Аарон, хмуро, заметил: «К чему такое?»

– К тому, – отрезал Авраам. Серые глаза помрачнели:

– Мало ли что, дорогой мой. Евреи должны уметь себя защищать. Циона девчонка, а отлично стреляет, даже из пулемета, – добавил Авраам. Рав Горовиц не стал интересоваться, где Циона, учащаяся в интернате при Еврейском университете, взяла пулемет, и кто, собственно, ее приставил к оружию. Было понятно, что без Авраама здесь не обошлось.

Раввин синагоги на Виноградах уехал в Святую Землю. Аарон вел службы, обучал мальчиков, готовя их к бар-мицве. Он хоронил умерших людей, и надзирал за кашрутом. Община отдала ему квартиру раввина, однако он ночевал в гимназии, с Авраамом и Мишелем. Дети просыпались и плакали, зовя родителей. Аарон гладил по голове маленькую Сабину Гольдблат. Девочка лепетала:

– У нас был котик. Маленький… – ладошка опустилась вниз, – черненький. Здесь тоже есть котик, я видела. А где мама и папа? – судетских евреев депортировали в концентрационные лагеря, в Германии.

Аарон помахал детям: «Скоро обед!»

Он прошел через зал, с аккуратно свернутыми матрацами. На подоконниках были разложены игрушки и книги. В пустом коридоре, из класса, доносился голос кузена Авраама:

– Ани йехуди. Я еврей. А-мединат шели Эрец Исраэль. Моя страна – Израиль… Записали? Теперь займемся местоимениями… – через стекло в двери виднелась карта Палестины, на стене, и бело-голубой флаг сионистов.

На кухне упоительно пахло куриным супом. Госпожа Эпштейнова, в просторном, холщовом фартуке, с половником, стояла над огромной, медной кастрюлей:

– Заодно урок домоводства устроила, – усмехнулась женщина. Девочки, за большим столом чистили овощи. Аарон почувствовал, что краснеет: «Внучка ваша здесь». Госпожа Эпштейнова кивнула:

– Клара привела. Она занимается, – указав пальцем на потолок, женщина понизила голос, – с вашим родственником… – внучка госпожи Эпштейновой, четырехлетняя Адель, болтая ногами, грызла кочерыжку от капусты. Аарон услышал сзади веселый голос:

– Рав Горовиц! Мы закончили, с господином Михалом… – кузена здесь звали на чешском языке. Клара Майерова прислонилась к косяку двери. Женщина подняла испачканные в типографской краске руки:

– Я привыкла к более просторным мастерским… – госпожа Майерова оформляла спектакли в Сословном, Театре. На пальце женщины блестело обручальное кольцо. Алые губы улыбались:

– Но Михал меня хвалит, – Клара подмигнула Аарону, – когда он уедет, я его заменю… – от нее пахло краской. Твидовый жакет был расстегнут, шелковая блузка поднималась на высокой груди. Аарон отвел глаза:

– Нельзя, нельзя. Она замужем, не думай о ней… – мужа госпожи Майеровой, судетского немца, коммуниста, арестовали год назад, в Лейпциге. Он приехал в Германию на подпольную встречу партии. С тех пор женщина ничего о нем не слышала. Подбежав к матери, Адель подергала ее за подол юбки:

130