Меир получил отпуск, до осени. Он собирался в конце лета, отплыть с отцом в Амстердам:
– Аарон приедет, за визой… – Меир выбросил окурок и закинул руки за голову, – Давид на медицинском конгрессе выступит. Тетя Ривка с Филиппом написали, что тоже в Европу плывут. У них встречи, с тамошними прокатчиками. На мальчишек посмотрим… – Меир предполагал, что у отца есть фотографии близнецов, однако юноша их еще не видел. Он даже не сообщил доктору Горовицу, что приехал в Америку. В Вашингтоне, в секретной службе лежали письма Меира, помеченные разными датами. Конверты, во время его отсутствия, аккуратно отправляли в Нью-Йорк.
– Сделаю папе сюрприз, – весело подумал Меир, – он обрадуется.
После Амстердама Меир ехал обратно в Испанию. Его новым местом службы, опять под именем мистера Хорвича, становилась интернациональная бригада имени Авраама Линкольна, где сражались американские добровольцы. Даллес заметил Меиру:
– Постарайся не лезть на рожон. Мы придаем тебя бригаде в качестве, так сказать, работника безопасности. Мы подозреваем, что нацисты, как и русские, в преддверии большой войны, могут, – Даллес протер очки, – заинтересоваться американскими гражданами. Ты узнал имя фон Рабе, – начальник улыбнулся, – очень хорошо. Думаю, он опять появится в Испании, – в Барселоне, Меир увиделся с кузеном Мишелем. Картины Прадо перевезли из Валенсии в Каталонию. Полотна отправляли морем, через Марсель, в Женеву. Мишель их сопровождал.
Они сидели в уличном кафе, пригревало весеннее солнце. Меир, впервые, заметил легкие морщины в уголках глаз кузена:
– У него шрам, – вспомнил юноша, – от пули фон Рабе. И у меня шрам… – в батальоне Тельмана, Меира зацепило осколком, при обстреле, задев левое плечо. Говорить о ранении отцу он не хотел.
– Очень жаль кузину Тони, – Мишеля погрустнел, – всего восемнадцать лет. Стивен потерял невесту… – над крышами города возвышались шпили Саграда Фамилия, щебетали голуби на булыжной мостовой. Мишель бросил им крошки от булочки, птицы толкались вокруг столика. Кузен посмотрел на Меира: «Значит, ты сюда вернешься?»
– Судя по всему, да… – юноша затянулся папиросой. На углу здания развевался черно-красный флаг анархистов. Внизу криво налепили плакаты: «Товарищи! Республиканцы пляшут под дудку Сталина! Записывайтесь в батальоны ПОУМ!».
– Если бы они между собой не грызлись… – устало подумал Меир: «ПОУМ, анархисты и коммунисты выясняют отношения, а клещи вокруг Мадрида сжимаются». Советская разведка настояла на чистке республиканской армии от противников Сталина. Юноша выругался про себя:
– Советский Союз здесь тоже диктатуру ввел, только на чужой территории. Расстреливают священников, семьи франкистских офицеров. На войне севера и юга, подобного не устраивали. Испанцы учатся у русских.
Меир пообещал кузену, что, при встрече с фон Рабе, попробует забрать рисунки. Мишель отозвался:
– Он успел три раза в Берлин съездить, и обратно. Веласкес давно у него на вилле красуется. И фламандский мастер… – Мишель, чуть не сказал: «Ван Эйк», – тоже.
О ван Эйке он помалкивал. Кроме него, Мишеля, и покойной Изабеллы, рисунка никто не видел. Невозможно было доказать, что он вообще существовал. Мишель, из Валенсии, написал Теодору, в Париж, давая знать, что жив. Кузен прислал веселый ответ, из которого следовало, что мадемуазель Аннет Гольдшмидт переехала в апартаменты у аббатства Сен-Жермен-де Пре. Мишель усмехнулся:
– Я рад за них. Она очень красивая девушка, талантливая … – Аннет снималась в новом фильме, в эпизоде, под псевдонимом «Аржан». Она продолжала работать у мадам Скиапарелли:
– Может быть, Теодор, наконец, семью заведет, – Мишель сидел на подоконнике своей комнаты, в пансионе, глядя на море, – ему сорок скоро… – Мишель не стал писать Момо. Он, каждый раз, повторял себе:
– Доедешь до Парижа, скажешь ей правду. Бесчестно давать девушке надежду. Ты ее не любишь, и никогда не полюбишь… – кузен прислал весточку, от дяди Виллема, из Бельгии. Барон приглашал Мишеля на лето в Мон-Сен-Мартен, чтобы, как обычно, поухаживать за коллекцией. Мишель обрадовался:
– Увижу кузину Элизу, младшего Виллема. Он мой ровесник, двадцать пять. Наверное, он помолвлен… – кузина летом выпускалась из монастырской школы, и начинала занятия в университете Лувена. Мишель хотел поехать в Бельгию из Женевы, удостоверившись, что с картинами Прадо все в порядке. В Валенсии он сходил в республиканскую милицию, со старшим куратором отдела графики. Они подали заявление о краже рисунка Веласкеса. Мишель тогда еще не знал имени фон Рабе. Встретившись в Барселоне с Меиром, мужчина хмыкнул: «Мне сказали, что невозможно искать человека за линией фронта. Сейчас, то же самое повторят, я уверен».
Мишель заметил Меиру:
– Если ты в Амстердаме со своим старшим братом встречаешься… – мужчина помялся, – пусть он знает, что я готов Германию навестить. Сам понимаешь, для чего… – он достал кошелек. Меир отмахнулся: «Оставь. Мистер Хорвич деньги под отчет получает».
– Я тоже, от Лиги Наций, – рассмеялся Мишель:
– В общем, следующий отпуск я проведу в Берлине. Посмотрим, может быть, удастся организовать передачу документов, из Франции. Или лучше… – он задумался:
– Пусть Аарон мне найдет художников, граверов. Я их обучу… – Мишель повел рукой. Меир понимал, что речь идет о фальшивых паспортах и визах:
– Но никак иначе евреев не спасти. Квоты, что квоты? Сколько людей из Берлина уехало, даже с работой Аарона? Капля в море. Надо их спасать, пока есть возможность… – он искоса посмотрел на Мишеля: