Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 63

К оглавлению

63

– Пошел вон отсюда, мамзер! Встретимся в суде!

Он рванул ручку, таща за собой собаку, жена что-то кричала ему вслед. Давид взбежал на мост. Окно спальни распахнулось.

– Подавись своими тряпками! – жена высунулась на улицу, растрепанная, над набережной несся детский плач. Прохожие замедлили шаг. Несколько велосипедистов даже остановились:

– Получай шматес, мерзавец, – закричала жена, – передай ей, что я ее ненавижу… – костюмы и рубашки, на вешалках, полетели в Принсенграхт. Размахнувшись, жена стала бросать вслед его белье.

С катера, проходившего по каналу, раздался смешливый голос:

– Правильно, хватит его кальсоны стирать! Пусть убирается на все четыре стороны, прелюбодей!

Выругавшись, Давид пошел к входу в парк.

Часть восьмая
Испания, ноябрь 1937

Теруэль

Над окопами республиканской армии выл ветер. Равнину сковал ранний мороз, на сухой земле виднелись легкие снежинки. В трех милях отсюда, у слияния рек Турия и Альфамбра, громоздились серые, острые скалы, уходили на запад неприступные даже на вид горы. Над камнями виднелись охряные, черепичные крыши, башни, и шпили церквей Теруэля. В туманном, холодном рассвете плыл колокольный звон.

Наблюдательный пункт устроили, защитив обложенный деревом выступ мешками с песком. Впрочем, националисты здесь не стреляли. Войска полковника Рей д'Аркура, обороняющие город, сидели за мощными, средневековыми стенами Теруэля. Они и носа на равнину не высовывали.

Офицер в зимней форме капитана республиканцев, дежуривший в окопах, засунул руки в карманы старой куртки коричневого брезента. Он замотался шарфом почти до глаз. Наблюдательный пункт увешали картами. Офицер изучал исчерканный пометками лист, сзади раздались шаги. Капитан Хуан Ибаррола стоял с двумя оловянными чашками кофе. Темные волосы баска покрывал снег. Приняв чашку, капитан погрел сильные, в пятнах от пороха, пальцы. Под ногтями виднелась грязная каемка, ладони были исцарапаны.

– Только середина ноября, а минус пять градусов, – вспомнил Ибаррола: «Когда окопы строили, землю гранатами рвали».

– Приезжайте в солнечную Испанию, – смешливо сказал офицер. Отхлебнув кофе, он помотал коротко стриженой головой. Рыже-золотистые волосы тоже выпачкал порох:

– Грейтесь на пляжах, купайтесь в море… – Виллем де ла Марк, чихнув, подышал:

– Язык обжег. Хотя бы кипяток есть. Спасибо, – отпив еще кофе, он блаженно закрыл глаза.

– Ты у нас не был, на севере, – баск полез в карман куртки за папиросами: «Предрекают, что эта зима ожидается самой суровой за последние тридцать лет, Гильермо».

– Угораздило меня, – хмыкнул капитан. Он кивнул на карту:

– Иди сюда. Я говорил с начальством… – Виллем закатил серые глаза, – высоту мы пока брать не будем, – палец уперся в карту, – Саравия с Листером велели сидеть тихо, и не проявлять артиллерийского присутствия, до поры до времени, – Виллем подмигнул товарищу.

По слухам, гарнизон Теруэля насчитывал меньше десяти тысяч человек. У республиканцев, на равнине, к декабрю должно было собраться сто тысяч. Франко, судя по всему, в очередной раз собирался наступать на Мадрид, через Гвадалахару. Теруэльская операция отвлекала войска националистов от столицы, на восточный фронт.

Теруэль вдавался в республиканскую территорию, словно гнилой зуб. С трех сторон город окружали войска. Командующий, генерал Саравия, сказал, что вырвать зуб станет делом чести. Падение Теруэля облегчало связь между Мадридом и республиканскими территориями. Сидя здесь, националисты находились опасно близко к Валенсии и Барселоне.

Надо было отогнать их назад, а лучше, как весело говорил Виллем, сбросить в море. Они с Ибарролой пили кофе, рассматривая в бинокль высоту, Ла Муэла де Теруэль, к западу от города.

– Франко поклялся, что ни одна столица провинции не попадет в руки республиканцев… – испанец перевел бинокль на пустые окопы. Националисты отлично защитились. У них была и колючая проволока и противотанковые ежи. Виллем рассмеялся:

– Зря они боятся танков. Ни один танк по дороге не поднимется, будут на равнине воевать… – Теруэль висел на скале, цепляясь к ней серыми, каменными домами. «Почти тысяча метров над уровнем моря, – вспомнил Виллем, – поэтому здесь холодно. Почти как дома, зимой».

Писем из Мон-Сен-Мартена не приходило, но Виллем их и не ждал. Конверты от родителей получал Мишель, в Париже. Виллем обещал кузену:

– Вернусь и все прочитаю. Не беспокойся, папа с мамой едут в Рим, к его святейшеству, на Рождество. В Париж они не заглянут. Они всегда через Швейцарию туда отправляются, так быстрее.

Они сидели в кабинете Мишеля, в Лувре. Виллем обвел взглядом картины на мольбертах: «Наконец-то ты дома».

Мишель просматривал почту. Виллем опять заметил легкие морщины в углах глаз кузена: «Мы ровесники. Ему тоже двадцать пять. Его ранили, в Испании. Впрочем, меня в шахте заваливало, но это другое… – кузен, мрачно, отозвался:

– Думаю, ненадолго. По нынешним временам, я человек нужный, во всех отношениях. Умею эвакуировать музеи, подделывать паспорта… – Мишель получил немецкую визу. На Рождество он ехал в Берлин. Он хотел узнать хоть что-нибудь, об украденных фон Рабе рисунках.

Виллем обещал, что, если фон Рабе хотя бы появится в Испании, то он тоже найдет немца:

– Я его с университетских времен помню, – сказал он Мишелю, – редкостный мерзавец.

– Не обольщайся, – предупредил его кузен, – фон Рабе человек умный. Герр Максимилиан вряд ли собирается по Барселоне разгуливать.

63