Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 65

– Поедете с ними обратно в Барселону, за снарядами, – добавил Сарабия.

Виллем пошел помогать ребятам, готовить завтрак. На печурке дымился суп из чечевицы, они грели хлеб над огнем. Виллем, отчего-то, вспомнил «Землю крови»:

– Я лежал навзничь, рассматривая огромное, звездное небо. Франкисты успокоились. Над вспаханными снарядами полем, повисла тишина. На войне тишина рождает тревогу. В окопах, привыкаешь к свисту снарядов, к грохоту пушек, к тому, что все вокруг кричат. Внезапно, ты слышишь щебет птицы, или звон далекого колокола. Иногда оказывается, что он звонит по тебе.

– Звонит по тебе, – Виллем взял бинокль. Поднялась метель, башни Теруэля скрылись в белесом тумане. До него опять донеслись, мерные, далекие удары колокола.

Иностранные журналисты, аккредитованные при штабе Франко, приехали в Теруэль третьего дня. Группу провели по старинным церквям и дворцам. Город построили в двенадцатом веке, как горную крепость, защищавшую христианский север Испании от мавров. Архитектура здесь напоминала здания в Гранаде и Севилье. Стиль назывался «мудехар». Журналистам объяснили, что это сплетение арабского и готического влияний. На заснеженных площадях, под серым, тусклым небом, расцветал резной камень, светились разноцветные изразцы, поднимались вверх изящные башни городского собора.

Журналисты навестили сиротский приют, при церкви, где жило две сотни ребятишек. Самым маленьким едва исполнился год. Полковник д'Аркур, в своем кабинете, за кофе, заметил:

– Коммунисты отправляют испанских сирот в Советский Союз, делают их солдатами антихриста, – полковник перекрестился, – Сталина. Дети забудут родину, язык. Генерал Франко, отец каждого испанца. Он заботится о том, чтобы сироты обрели семьи… – журналисты, еще в штабе Франко узнали, что в Теруэле есть приют.

Американцы, англичане и французы привезли маленькие подарки, ручки и карандаши, простые игрушки. Корреспондент Chicago Tribune, мистер Марк О'Малли даже поиграл с мальчиками в футбол. Он отдал круглые очки, в черепаховой оправе, приятелю, лондонскому журналисту Киму Филби: «Ничего страшного. Я мяч разгляжу».

Мистер О'Малли, невысокий, легкий, темноволосый, говорил с акцентом Среднего Запада. Молодой человек носил католический крестик. Его предки приехали в Америку из Ирландии. Мистер О» Малли посещал мессу, что расположило к нему офицеров из штаба генерала Франко. Дружил он и с итальянскими военными советниками. Они звали мистера О'Малли в Рим: «Каждый католик должен помолиться в соборе Святого Петра».

Мистер О'Малли обещал приехать.

На севере, журналистам показывали новое вооружение националистов, немецкие истребители «Мессершмитт», танки, тоже из Германии, итальянскую артиллерию. Американец все аккуратно фотографировал, и заносил сведения в блокнот.

Мистер О'Малли, спокойный, рассудительный юноша, пил мало, в отличие от других корреспондентов. Его немного поддразнивали. Как истинный ирландец, он должен был любить виски. Мистер О'Малли разводил руками: «Мне больше нравится испанское вино». Вина он заказывал всего стакан. Танцевал мистер О» Малли отлично, и пользовался успехом у девушек, несмотря на очки. Он отменно водил машину, и бойко говорил на испанском языке. Вышло, что мистер О'Малли стал кем-то вроде связного между штабом Франко и прессой.

Меира Горовица такое положение вещей вполне устраивало.

Мистером О'Малли он стал в Цюрихе. Меир оставил подлинный американский паспорт в сейфе, на скромной вилле, снятой в пригороде. По документам, арендовало дом импортно-экспортное предприятие, зарегистрированное в Коста-Рике. В подвале виллы стояли мощные радиопередатчики. Здесь же, вмонтировали в стену сейф.

Чикаго Меир знал отлично, со времен службы у ныне отбывающего срок, адвоката Бирнбаума. Из Цюриха, мистер О'Малли отправлялся на юг Франции, с новым паспортом и редакционным удостоверением. Ему предстояло аккредитоваться при штабе Франко. Даллес велел Меиру несколько раз сходить на католическую мессу:

– Чтобы ты знал, как себя вести, – усмехнулся босс.

В воскресенье Меир стоял у чаши со святой водой, в белокаменной церкви святого Иосифа, на тенистой, богатой улице Ронтгенштрассе. Прихожане приезжали к мессе на лимузинах. Красивая, высокая женщина, черноволосая, в хорошо скроенном костюме, и большой шляпе, носила на лацкане жакета нацистский значок. Дама простучала каблуками к первому ряду дубовых скамей. Преклонив колени, она перекрестилась на статую Мадонны. За ней шла девочка, подросток. Меир, невольно, полюбовался бронзовыми, как осенние листья, волосами.

На службе, юноша, искоса поглядывал в сторону девочки. Она сидела с прямой спиной, не скрещивая ног, в школьной форме, из темно-зеленого твида, с вышитой на кармане пиджака эмблемой.

– Ей идет зеленый цвет, – подумал Меир, – такая красавица. Это, наверное, мать ее. Дочь невысокая, хрупкая, но стать похожа… – у девочки была стройная шея, упрямый, твердый подбородок и высокий лоб. Меир несколько ночей просыпался, чувствуя запах жасмина. В церкви он сидел сзади женщины и ее дочери, вдыхая сладковатый, тревожный аромат. Писем он в Цюрихе не получал, и провел в городе всего три дня.

– Здесь я неделю… – Меир делил комнату с Филби. Лежа на койке, он закинул руки за голову: «Новости до нас не доходят. Аарон должен быть в Берлине, тетя Ривка, в Париже. Виллем в Париже, в горной школе учится. Элиза говорила».

В комнате было темно, сквозь деревянные ставни едва пробивался слабый, зимний, рассвет. Он повыше натянул грубое, шерстяное, колючее одеяло. Фон Рабе на севере, в расположении франкистов, не появлялся. Меир мрачно подумал, что гаупштурмфюрер может сейчас пить сангрию в Барселоне. Он рассказал Даллесу об украденных рисунках. Босс повел трубкой: