Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 76

– В сорок шесть выйду в отставку, буду тебе надоедать… – она томно потянулась: «Я только обрадуюсь, товарищ барон».

Виллем ушел проверять готовность колонны к выезду. Девушка покуривала на балконе, рассматривая пустынную улицу. Кафе на углу открывалось. Сладко зевнув, Тони стала снимать с веревок выстиранную республиканскую форму и белье. На каменной стене дома заиграл солнечный зайчик. Подхватив одежду, девушка захлопнула дверь в комнату.

Гаупштурмфюрер фон Рабе опустил маленький, мощный бинокль. Макс отпил хорошо заваренного кофе. Адрес леди Холланд, он узнал, потолкавшись со старым удостоверением «L’Humanite» в пресс-бюро республиканского правительства. Макс не хотел торопиться.

Девушка уехала в Теруэль. Макс, каждый день проверял, не появилась ли леди Антония в квартире. В списке, полученном от Мухи, фон Рабе, заметил знакомую фамилию. Он присвистнул:

– Соученик. Мы не виделись, с Гейдельберга. Надо Далилу к нему подвести… – увидев барона де ла Марка на балконе квартиры Далилы, Макс не поверил своим глазам.

Гауптштурмфюрер поздравил себя с большой удачей. Они ходили в кафе, соученик каждый день возвращался в квартиру с цветами, Обосновавшись на углу, фон Рабе видел, как они задергивают шторы.

Макса, в общем, не интересовали развлечения Далилы. Муха был на крючке, и никуда бы не сорвался. Далила брала интервью у Троцкого. Одного этого было бы достаточно, чтобы русские, немедленно, расстреляли Муху. Макс знал, что агент никуда не денется.

– И она не денется… – Макс, лениво, курил папиросу. Он, сначала, думал подбросить координаты Далиле, подсунув конверт под ее дверь, но потом решил:

– Нет. Я Виллема помню. Он далеко не дурак, и на подобное не клюнет. Придется лично поговорить с Далилой. Прерву семейную идиллию… – подождав, пока девушка снимет белье, Макс поднялся:

– В хозяйку решила поиграть. Влюбилась, что ли? Впрочем, какая разница… – гауптштурмфюрер не знал, когда вернется соученик:

– Рисковать не буду, незачем ее сейчас в постель укладывать. Пообещаю, если она выполнит задание, при следующей встрече отдать негативы… – Макс пошел к подъезду.

Тони складывала белье, в походный мешок Виллема. Сбегав на рынок, она купила хорошего хамона и козьего сыра. Алкоголь на фронте запрещали. Вместо вина Тони сунула в мешок несколько апельсинов, шоколад, и пакетик молотого кофе.

Виллем не сказал родителям, куда поехал.

– Папе семьдесят, – мужчина помолчал, – у мамы слабое сердце. Я не хотел их волновать. Мишель мои письма из Парижа посылает. Я в горной школе курсы слушаю… – они сидели, обнявшись, в постели, куря одну сигарету на двоих. Тони положила голову на крепкое плечо:

– Можно сказать, что ты приехал в Барселону, посмотреть город. Здесь безопасно, тыл, мы встретились… – Виллем провел губами по стройной шее, по дорожке позвоночника, вдохнул слабый, прохладный аромат лаванды:

– Господи, как я ее люблю. Она могла не приехать в Теруэль, мы бы ни увиделись. Господи, спасибо тебе… – засыпая, Виллем, касался своего крестика:

– Как мне еще Тебя благодарить? Я ждал любви, и, наконец, дождался… – Тони мирно сопела у него под боком. Он придвигал ее ближе:

– Теперь все будет хорошо. Обвенчаемся, вернемся домой, у нас дети появятся. Элиза выйдет замуж, папа и мама увидят внуков.

Перебрав белье, Тони решила кое-что заштопать. В дверь постучали, когда она перекусывала нитку. Револьвер лежал в саквояже. Тони призналась Виллему, что у нее есть оружие. Мужчина вздохнул:

– Я не сомневался. Но, пожалуйста, – он взял лицо Тони в руки, – когда мы отсюда уедем, мы от пистолетов избавимся. В мирной жизни оружие ни к чему… – Тони согласилась. Она скосила глаза на саквояж:

– Для Виллема рано. Наверное, Хэм, или кто-то из пресс-службы. На фронтах затишье, ждут декабрьского наступления… – аккуратно убрав иголку, Тони пошла к двери. После весенних стычек между коммунистами и поумовцами, в Барселоне было безопасно:

– Вряд ли коммунисты… – Тони сняла цепочку, – зачем я им нужна? А если Петр пришел? – Тони разозлилась:

– Как пришел, так и уйдет. Я люблю другого человека, и собираюсь, стать его женой… – распахнув дверь, она отшатнулась. Макс успел сунуть ногу в открывшийся проем и навести на нее пистолет: «Тихо, сеньор Френч, тихо…»

– Я закричу, – Тони раздула ноздри:

– Позову республиканскую милицию, вас арестуют и расстреляют… – перехватив пистолет левой рукой, фон Рабе хлестнул ее по щеке:

– Тихо! Вы за последнюю неделю чуть голос не сорвали, милочка. Весь квартал знает, что вы каждую ночь развлекались с неким республиканским офицером. И днем тоже, бывало… – подмигнув ей, Макс шагнул в квартиру.

– Вьете гнездо, – одобрительно сказал фон Рабе, оглядываясь:

– Собираетесь стать хорошей супругой. Но вряд ли барон де ла Марк обрадуется фотографиям своей жены, напечатанным в газетах… – Тони вспомнила:

– Виллем говорил, что они с фон Рабе учились, в Гейдельберге. Фон Рабе и тогда фашистом был. Как Питер, в Кембридже… – не спрашивая разрешения, немец развалился на стуле, щелкнув зажигалкой. Тони, выпрямившись, развернула плечи. Гауптштурмфюрер опять подумал: «Будто на расстрел пришла». Макс поднял бровь:

– Вы плохо обо мне думаете, леди Антония. Я здесь для того, чтобы оказать республиканским силам услугу. Подобное тоже случается… – Тони застегнула пуговицу на воротнике рубашки. Она была в форменной, темно-коричневой юбке. На гладких, стройных ногах играло солнце. Девушка переступила босыми ногами по полу: «Что за услугу?»