Вельяминовы. Время бури. Книга 2 - Страница 97

– Италия останется без евреев, как Германия. Хотя скольким удалось оттуда уехать? Капля в море, – если дело дошло бы до худшего, они собирались предоставить евреям убежище в Ватикане:

– Здесь их никто не тронет, – удовлетворенно понял Пачелли, – и дуче не поднимет на них руки. Но подобного не случится. Неслыханно, в наши времена, устраивать гонения на людей из-за того, что они евреи. Безумие скоро закончится, я уверен… – в голове Пачелли звучала победная мелодия «Хорста Весселя». На рассвете, до мессы, одеваясь в апартаментах, камерленг включил берлинское радио. Диктор, захлебываясь, говорил, что австрийцы бросали цветы под колеса машин восьмой дивизии вермахта.

– Только начало, – сказал себе Пачелли, – неизвестно, что нас ждет впереди. В Германии многие протестанты ушли в подполье. Слава Иисусу, на католическую церковь Гитлер пока не покушается. Не заставляет вешать в храмах нацистские флаги… – вернувшись к рабочему столу, Пачелли нашел, в папке, донесение от архиепископа Берлина.

Каноник собора святой Ядвиги, отец Бернард Лихтенберг, известный выступлениями против нацизма, получил от архиепископа тайное задание, оказывать помощь берлинским евреям:

– Святой отец Лихтенберг, – читал Пачелли, – встречается с раввином Горовицем, и другими руководителями общины. Мы обеспечиваем их деньгами. Многие евреи города уезжают по визам, выданным южноамериканскими консульствами. Отец Лихтенберг готовит письма, подтверждающие подлинность виз… – Пачелли подозревал, что визы были фальшивыми, от подписи до печати:

– Господь им в помощь. Если в Германии примут сатанинскую программу, по лишению жизни невинных людей, ни один священник молчать не станет. Надо подумать, чем торговать с нацистами, что отдать за спасение мучеников… – Ледуховский курил дешевую папиросу, рассматривая узор шелковых обоев на стене.

– Деликатный человек. Иезуиты всегда славились скромностью… – неизвестного мальчишку можно было отправить на все четыре стороны. У церкви сейчас имелись более важные заботы, чем попечение о душе полусумасшедшего бродяги. Пачелли взглянул на простое распятие:

– Кто из этих троих, думаешь, ты, был ближний жертве разбойников? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же… – присев напротив генерала ордена, Пачелли устало спросил: «Чего ты хочешь, Вольдемар?». Иезуит поболтал ложечкой в чашке:

– Хочу, чтобы мальчик встретился с его святейшеством, Эудженио. Может быть, он тогда назовет свое имя, согласится, чтобы мы нашли его родителей. Он хороший человек, он страдает. Мы должны ему помочь, – твердо заключил Ледуховский.

Пачелли представил себе, как он начнет объяснять больному понтифику, что тому необходимо принять какого-то спятившего нищего. Камерленг кивнул:

– Я постараюсь, Вольдемар. Я буду молиться за его душу. Хотя мы не знаем, как его зовут… – Пачелли помолчал: «Он даже не сказал, кто его святой покровитель?».

Иезуит помотал головой: «Нет».

– Нет, так нет, – Пачелли протянул руку к серебряному колокольчику:

– Хорошо, Вольдемар. Я сделаю, что смогу… – Ледуховский, как и весь Ватикан, знал, что камерленг ничего не обещает впустую. Иезуит уходил успокоенным. Он хотел поехать к мальчику, в монастырь, и помолиться с ним:

– Он скажет… – Ледуховский спустился вниз, в приемную камерленга, – скажет его святейшеству свое имя. Мы напишем его семье. Они приедут, и заберут его. Он хочет принять обеты. Пусть его святейшество решает, – напомнил себе генерал ордена:

– Я не возьму на себя подобной ответственности, не постригу человека, у которого, может быть, есть жена, ребенок. Он молод, но все равно… – мальчик не говорил о своем возрасте, но иезуит понял, что ему немного за двадцать.

Монах открыл тяжелую дверь, генерал ордена зажмурился. Во дворе играло солнце, было почти жарко. Черная машина, с дипломатическими номерами, въехала в кованые, высокие ворота дворца.

Ледуховский смерил взглядом светловолосого мужчину, в безукоризненном, штатском костюме. Шофер, предупредительно, помог ему выйти из автомобиля:

– Немец, – понял иезуит, – по осанке видно. Они все по Риму ходят с таким лицом, как будто здесь давно Германия. Хотя так оно и есть… – на балконе, Пачелли тоже рассматривал гостя.

Камерленгу позвонил представитель Германии при дворе его святейшества, доктор фон Берген. Дипломат попросил принять берлинского посланца:

– Он не католик, – сказал фон Берген, – но достойный человек, ваше высокопреосвященство. Я друг его отца, графа фон Рабе. У герра Максимилиана есть разговор, обоюдно интересный для Германии и святого престола… – Пачелли хмыкнул: «Посмотрим, что за разговор». Он пошел в гардеробную. Перед посетителями, камерленг появлялся в кардинальском облачении.

Завтрак в отеле «Плаза» подавали на любой вкус. Здесь останавливались главы государств и голливудские актеры. В большом, выходившем на виа дель Корсо ресторане было тихо, по выходным постояльцы просыпались позже. К восьми утра только два стола оказались занятыми. В центре зала, светловолосый, хорошо одетый юноша курил, просматривая The Times. Перед ним стояла овсянка в серебряной миске, ожидалась еще яичница, с бобами и сосисками. Пил юноша, правда, кофе, добавляя в него молоко. Впрочем, за завтраком так делали и сами итальянцы.

В «Плазе» работал отличный кондитер. На каждый стол ставили фарфоровое блюдо с выпечкой, но юноша к булочкам не притрагивался. Официант, обслуживающий зал, знал, что спутница молодого человека от пирожных тоже отказывалась. Она просила крепкий кофе, без сахара, выпивала первую чашку залпом, а за второй чашкой выкуривала сигарету. Сначала официант, глядя на ее заспанные, немного припухшие глаза, усмехался: «Медовый месяц, что ли?».